— Только не с ружьем, мистер Морис. Как же мы будем жить, если продадим его?
— Проживем. Лассо нам поможет.
— И, наверно, наша еда будет не хуже той, что подает старый Дуффер. У меня каждый раз болит живот, когда я здесь пообедаю.
В этот момент без всякого стука открылась дверь, и в комнату вошла служанка гостиницы. В руках у нее была плетеная корзинка.
— Ты что, Гертруда? — спросил Фелим.
— Это просил вам передать какой-то джентльмен, — ответила девушка, протягивая корзинку.
— Кто, Гертруда? Какой джентльмен?
— Я не знаю его. И никогда раньше его не видела.
— Передал джентльмен? Кто же это может быть, Фелим? Посмотри, что там.
Фелим открыл корзинку. Там он нашел бутылку вина и много вкусных вещей: пирожки, печенье, жаркое. Ни письма, ни даже записочки не было.
Изящная упаковка не оставляла сомнений, что посылка приготовлена женской рукой.
Морис стал рассматривать присланный подарок.
Посылка была весьма кстати, особенно в той обстановке, в которой лежал больной.
Морис силился отгадать, кто бы это мог сделать. В его воображении невольно вставал образ Луизы Пойндекстер.
Несмотря на некоторую неправдоподобность такого предположения, он все же был склонен думать, что это так, и тайно радовался этой мысли. Однако чем больше он думал, тем больше сомневался.
— Какой-то джентльмен передал, — повторил Фелим. — Гертруда сказала, что джентльмен. Видно, добрый человек. Но только кто же это может быть?
— Совершенно не представляю себе, Фелим. Может быть, кто-нибудь из офицеров форта? Хотя не знаю, кто из них мог это придумать.
— А я вам скажу, что офицеры тут ни при чем. И вообще никто из мужчин. Это дело женских ручек. Разве вы не видите, как все это уложено?
— Глупости, Фелим! Я не знаю ни одной женщины, которая могла бы оказать мне такое внимание.
— Вот уж неправда, мистер Морис! А я знаю, кто это должен сделать. И если бы она не сделала, то это было бы черной неблагодарностью. Разве вы не спасли ей жизнь в той истории?
— О ком ты говоришь, Фелим?
— Точно вы сами не знаете, сударь! Конечно, я говорю о той красавице, которая тогда была с вами у нас в хижине. Она приехала на крапчатом мустанге. Вы ведь за него гроша ломаного с нее не взяли. Что бы сказала эта красавица, если бы только узнала об опасности, в которой вы находитесь?
— Опасность, конечно, еще есть. Доктор сказал, что мне можно будет встать не раньше чем через неделю. Но ты не огорчайся, дружище.
— Нет, я только так говорю. Я-то думаю не об этой опасности. Может быть, у вас сердечные раны? Иной раз прекрасные глаза ранят опаснее, чем свинцовые пули. А может быть, кто-нибудь ранен вашими глазами? Она-то и прислала нам это угощение. Кто знает, как тут разобраться?
— Ты совсем запутался, Фелим. Посылка прислана кем-то из форта. Но от кого бы она ни была, я не вижу причины, почему мы должны церемониться с ней. Итак, давай попробуем.
Несмотря на огромное физическое наслаждение, которое доставило больному вкусное содержимое корзинки, мысленно он наслаждался еще больше: его мечты летели к той, чье внимание было бы так дорого ему.
Неужели это сделала молодая креолка, двоюродная сестра его злейшего врага? Такое предположение все же казалось ему маловероятным.
Но если не она, то кто же еще?
Мустангер готов был многое отдать, лишь бы подтвердилось, что подарок прислан Луизой Пойндекстер.
Шли дни, а тайна оставалась нераскрытой.
Вскоре больного вторично порадовали таким же подарком. Прибыла другая посылка — такая же корзинка с новыми бутылками и свежими лакомствами.
Опять обратились с расспросами к служанке, передавшей корзинку, но результаты били те же: «Джентльмен привез, незнакомый джентльмен, тот же самый, что и тогда». Она могла только добавить, что он был «очень черный», что на нем была блестящая шляпа и что он подъехал к таверне верхом на муле. Мориса мало удовлетворили эти подробности, хотя он не выдал себя. Даже Фелим не знал той мечты, которую мустангер втайне все время лелеял.
Два дня спустя, после третьей корзинки, доставленной тем же джентльменом в блестящей шляпе, Морису пришлось отрезвиться от своих мечтаний.
В корзинке, ничем не отличавшейся от предыдущих, лежало письмо.
— Это всего лишь Исидора, — пробормотал Морис, взглянув на почерк.
Небрежным движением он разорвал конверт и стал читать. Письмо было следующего содержания:
«Дорогой сеньор!
В течение недели я гостила у дяди Сильвио. До меня дошли слухи о вашей болезни, а также о том, что вас плохо обслуживают в гостинице. Мне захотелось немного скрасить вашу болезнь. Примите, пожалуйста, этот маленький подарок как память о той большой услуге, которую вы мне оказали. Я пишу верхом на лошади, перед самым отъездом на Рио-Гранде.
Мой благодетель, спаситель моей жизни и — больше того — чести! Прощайте, прощайте!
— Спасибо, спасибо, милая Исидора! — прошептал мустангер, складывая письмо и небрежно бросая его на одеяло. — Всегда признательная, внимательная, добрая… Не будь Луизы Пойндекстер, может быть я полюбил бы тебя…
Глава XXIII
КЛЯТВА МЕСТИ
Кольхаун проводил все время болезни в своей роскошной комнате. Черствый эгоист, он не верил в дружбу, и у него не было друзей. Его физические страдания, чрезвычайно тяжелые, были усугублены моральными муками, сознанием полного своего одиночества. Выживет он или нет? Кому до этого дело! О нем никто серьезно не беспокоился, и он это знал.
Если к нему и было проявлено какое-то внимание, так это только в силу родственных обязанностей. Иначе не могло и быть. Его поведение в отношении двоюродной сестры и двоюродного брата вряд ли могло вызвать к нему уважение. Гордый Вудли Пойндекстер чувствовал к нему отвращение, смешанное со страхом.
Правда, у старика-плантатора только недавно сложилось такое отношение к племяннику. Как уже было сказано, Пойндекстер был должником своего племянника. Эта задолженность выросла до таких размеров, что фактически Кассий Кольхаун стал владельцем Каса-дель-Корво. И это он мог объявить в любой момент.
За последнее время Кольхаун усиленно пытался использовать свое положение, чтобы добиться руки Луизы. Он уже давно был страстно влюблен в нее. Завоевать ее сердце он не смог, и она этого от него не скрывала. Поэтому он решил добиться своего через отца, хорошо сознавая власть над ним.
Неудивительно, что при создавшихся отношениях к капитану во время его тяжелой болезни было проявлено меньше внимания, чем это могло быть в другое время.
В тот период, когда больной чувствовал явную угрозу смерти, он как будто был мягче к окружающим. Но это длилось недолго. Как только Кольхаун почувствовал, что опасность миновала, в нем снова проснулась вся дикая необузданность его характера, усиленная сознанием своего позорного поражения.
Он любил пускать пыль в глаза; ему нравилось разыгрывать героя, показывать свое превосходство над толпой. Теперь эта возможность отпала. Он дискредитировал себя в глазах техасского общества. И это сознание причиняло ему несказанное мучение. Сознавать, что виновником его унижения был его же соперник в любви, было выше его сил.
Морис-мустангер должен умереть. И если не от его руки, руки Кассия Кольхауна, то от чьей-нибудь другой. Капитан не сомневался, что в обширных прериях Техаса он отыщет наемного убийцу. Ведь золото — всесильный металл. А Кольхаун имел золото в достаточном количестве, и подкупить убийцу ему было нетрудно.
В уединении своей комнаты, выздоравливая от ран, Кольхаун обдумывал план убийства мустангера. Он хотел найти подставное лицо — человека, который бы убил мустангера за плату.
Он вспомнил об одном человеке, который мог бы выполнить это поручение. Это был мексиканец, такой же мустангер, как и Морис. Кольхаун знал, что между этими двумя людьми не было дружеских отношений.